+7 911907-89-66
Консультации по предварительной
записи по телефону

Кофта

     Жила-была на свете кофта. Родилась она на какой-то швейной фабрике. Название фабрики, процент шерсти и хлопка были указаны в свидетельстве её рождения, которое было пришито ко шву на левом боку с изнаночной стороны. Там даже было указано для будущего хозяина, как за кофтой ухаживать, когда она его обретёт. Впрочем, читать она не умела, а потому и знать этого не могла, она просто висела в магазине на вешалке, как и другие кофты.

      Время от времени её брали померить. Эта процедура ей очень не нравилась. Разные женщины стягивали её с вешалки, надевали на себя, а потом, снимая, выворачивали кофту наизнанку. Это было неприятно и стыдно. Ведь когда ты себя показываешь с той стороны, которую все обычно скрывают, всем становятся видны все твои изъяны: твои неровности швов, а в некоторых местах – торчащие, не обрезанные нитки. Ей очень хотелось быть красивой, ведь она была женской Кофточкой.

      Совсем было невыносимо, когда её мерила полная особа. Кофта вся растягивалась, нитки по швам начинали трещать, и пару раз Кофта думала, что пришел её конец и она порвётся. Кофта никак не могла понять, почему женщины говорят про неё то велика, то мала? Особенно пренебрежительно о ней отзывались те дамы, которые фыркали: «Маломерка, отнесите на место».

      «Зачем меня так обзывать, – недоумевала Кофта, – ведь это просто они толстые или худые, а я была всегда одного размера».

      О жизни Кофта ничего не знала, ну или почти ничего. Она висела на вешалке среди таких же кофт. Точнее сказать, все были одинакового размера и фасона, но цвета встречались и другие. О жизни она узнавала от соседей. Первым, кто поведал Кофте об участи, которая её ждёт, была соседка, тоже женская кофта. Только от постоянных примерок она уже потеряла аккуратный вид и была растянута в рукавах. Вот что она рассказала: как только Кофту унесут какие-то люди из этого рая – она быстро покроется катышками – прыщами, запачкается и порвётся. Из-за этого её выбросят на помойку, где она и умрёт. «Что за глупые выдумки!» – фыркнула Кофта.

      «Вовсе не выдумки! – обиделась соседка. – Всё это я узнала от старых кофт, с которыми мне удавалось украдкой перемолвиться словечками – когда я висела в примерочной рядом с ними.

      Сначала Кофта не поверила. Конечно же, кто захочет поверить в то, что его сделали только для того, чтобы покрыться прыщами, запачкаться и потом со временем порваться. Однако, когда Кофту стали брать мерить, она услышала всё то же самое.

      Через некоторое время Кофта заметила, что соседку почему-то не забирают. Её всё время вешали на место, а брали точно такую же по размеру, висящую рядом.

      – Как тебе удаётся всё время возвращаться на своё место? – поинтересовалась Кофта у соседки. – Почему вместо тебя берут твоих соседок?

      – Мне сильно повезло, – прошептала соседка. – Меня запачкали. Когда меня мерила полная особа, она с трудом меня с себя стащила, а так как у неё были накрашены губы, то она немного меня запачкала помадой. Теперь, когда меня снимают, то все замечают небольшое красное пятно. Благодаря этому пятну меня вешают обратно, а забирают соседку. Хочешь жить здесь долго – тоже немного запачкайся, незаметно прикоснись к губам толстухи, и райская жизнь тебе будет обеспечена.

      – Интересно! Оказывается, от толстых потных особ тоже есть какая-то польза! Нужно будет попробовать, – согласилась Кофта.

      После этого рассказа Кофте стало как-то неприятно общаться с соседкой. Конечно, она понимала, что соседка не виновата в том, что её случайно испачкали помадой, и не её заслуга в том, что она теперь самая опытная в этом размерном ряду. Однако вела себя соседка отвратительно. Каждый раз, когда её брали на примерку, она, со злорадством хихикая и уносясь в примерочную, говорила: «Ну кто сегодня следующий на «фабрику старения»?! Ставлю пуговицу, что сегодня заберут тебя». При этом обязательно касалась кого-то своим рукавом. Это было Кофте ужасно противно, да и нечестно по отношению ко всем. Ведь и так было ясно, что в любом случае все её пуговицы будут на месте.

      Хоть и было Кофте неприятно общаться с соседкой, она любила с ней помечтать. Все неприятные чувства рассеивались, когда они вместе, забывшись розовым сном, мечтали быть надетыми на какой-нибудь манекен. Как они в витрине магазина. Как все прохожие любуются и восхищаются ими. Гламурная жизнь их опьяняла. Да, они слышали, что на ярком солнце кофты быстро выцветают, и их куда-то уносят. Но об этом они старались не думать, ведь каждый хочет хоть ненадолго побыть в лучах яркого солнца и почувствовать на себе восхищенные взгляды тех, кто тебя желает. Любая кофта променяла бы унылую примерочную жизнь в размерном ряду на гламурную в витрине.

      Жизнь казалась Кофте печальным событием. Будущую печальную судьбу на «фабрике старения» подтверждало абсолютное большинство старых кофт в примерочной. Однако находились и такие, которые обращали внимание не на то, что будет в конце перед смертью, а на то, в какой семье ты будешь жить всё то время, пока тебя не выкинут. Этого понять Кофта не могла. Как это не важно то, что ты умрёшь, а важно то, как живёшь? Это же очевидно, что лучше вечно быть надетой на манекен в витрине, на худой конец просто быть нарядной кофтой и висеть на вешалке, чем стариться в какой-то там семье!!! Говорившие это кофты были, как правило, такого вида, что не только слушать от них полнейший бред, но и висеть рядом было противно. Того гляди, моль подцепишь, и тогда точно пиши пропало. Ей было ясно как дважды два, что эти старые растянутые и все в катышках тряпки просто оправдывали свою несчастную судьбу.

  

     И вот однажды её взяла померить женщина, пришедшая в магазин со своей дочкой. Дочке было лет 5-6 от силы. Женщина, как обычно, просунула свои руки в рукава, надела кофту. «Слава богу, я ей по размеру, – подумала Кофта, – ещё одну толстуху я не переживу». Женщина посмотрелась в зеркало, потом повернулась к дочери и спросила:

      – Таня, тебе нравится? Подойди потрогай, какая она мягкая и тёплая.

      Женщина присела на корточки, и девочка со словами: «Да, мамочка, нравится!» – подбежала к женщине и обняла её.

      Кофта в первый раз почувствовала детские объятья! Это впервые накрывшее её чувство восторга она описать никогда так и не смогла. В голове только проскочила восторженная мысль: «Так вот что такое счастливая семья! Значит, те самые драные кофты не врали!»

      Когда женщина переспросила у девочки: «Тебе правда нравится?» – и встала к зеркалу, у Кофты была только одна мысль: лишь бы её не оставили в магазине. Ей очень захотелось попасть в эту прекрасную семью и не выходить из объятий этой женщины и девочки. Если на свете и был рай, подумала Кофта, то он не на вешалке, и точно не в витрине под лучами выжигающего цвет солнца, а где-то между этой женщиной и Таней. «Я хочу жить там», – решила Кофта. Теперь её жизнь разделилась на до и после этой встречи.

     Так Кофта поселилась в семье, и у неё появилась хозяйка, которую звали Мама, а девочку звали Таня.

      Однако, как выяснилось, жить в этом мире счастья между женщиной и Таней удавалось очень редко. Вначале Кофта была совсем новой и нарядной, поэтому Мама её редко надевала, и Кофта почти всё время висела в шкафу. За дверцами было темно и скучно, так как не было видно, что происходит снаружи. При этом в шкафу ей приходилось прижиматься к старым заношенным вещам, что было неприятно. Их грубая материя, особенно поношенного женского пиджака, так и норовила сделать на Кофте несколько новых катышков, которые, как прыщи на лице, портили её праздничный вид. К тому же говорили, что в шкафу где-то недавно завелась моль, а моли Кофта боялась как огня.

      Со временем Кофта покрылась катышками и растянулась в локтях, и из-за этого Мама стала носить её чаще. Несмотря на то, что Кофта потеряла свой прекрасный праздничный вид, по ней всё же ещё можно было понять, что это когда-то была праздничная кофта, а не повседневная одежда. Кофта не слишком расстраивалась из-за того, что её вид значительно поблёк, и её теперь точно уже никогда не наденут на манекен…

      Теперь она висела не в шкафу, а на вешалке в прихожей, и её могли задевать все, кто входил в квартиру. Это каждый раз приносило ей несколько новых катышков и, конечно же, старило быстрее, чем она того хотела. Зато теперь не надо было бояться моли, и она была свидетелем всего, что происходило в доме. А главное, её чаще надевала Мама, а это значило, что Кофта чаще попадала в Танины объятия. Какое это было для Кофты счастье – находиться в центре любви между Мамой и Таней. В такие моменты она ощущала, что Таня обнимает не Маму, а саму Кофту, и она сама обнимает Таню. А каждый раз, когда обнимашки заканчивались, кофта старалась как можно дольше, всеми своими петельками и шерстинками, сохранить в себе запах с теплотой маленького Таниного тельца, нежность прикосновения её детских ручек.

      Конечно, Мама надевала кофту не только для того, чтобы обнять Таню, даже скорее не для этого. Кофте приходилось обнимать разных людей, и часто это были мужчины. Особенно ей не нравился один по имени Сергей. Он часто хватал Маму за кофту и тянул к себе. Кофта несколько раз трещала по швам и думала, что если Мама ещё хоть на мгновение посопротивляется, то Кофте конец. Она разорвётся на куски и превратится в обычные никому не нужные лоскуты. Поэтому каждый раз, когда Кофту надевали, она молилась – лишь бы не на свидание с Сергеем! Впрочем, время шло, и на свидание её надевали всё реже. Кофта просто висела в прихожей и скучала. Ей не хватало Таниных объятий, ведь Тане она была велика, поэтому сама она Кофту не носила. Постепенно счастливых моментов для Кофты, когда она могла обнять Таню, стало мало.

      Однажды Мама коснулась тонкой дужки очков и сказала, что вечером можно поехать на дачу к сестре с ночёвкой. Так как сестра будет на работе, то места будет много.

      – Ура! – Таня захлопала в ладоши.

      Кофта тоже хотела захлопать рукавами от радости, но сделать этого, конечно же, не смогла.

      Кофта обрадовалась, ведь именно на даче прохладными вечерами Мама в этой кофте долго обнимала Таню, и Кофта в эти минуты была счастлива. Иногда, когда вечер неожиданно становился прохладным, Таня надевала Мамину кофту, и Кофта играла вместе с Таней в разные игры, наполненные детской фантазией.

      Дача похожа на сказочный домик. Жёлтые стены и синяя крыша. Во дворе Таня всегда могла найти, во что поиграть. Вообще, Тане нравилось на даче. Там была старая, но ещё без дыр, бочка, которая собирает воду и охраняет угол дома. Большая ржавая бочка была с двумя выпуклыми, перехватившими живот кольцами. Если повезёт, то в ней будет много воды. У нижней рассохшейся ступеньки сейчас хранится запас снарядов: Таня натаскала из-под ворот целую кучу камешков. Из старых маминых нотных тетрадей, что хранились на даче для растопки, будет сложен флот бумажных корабликов, и в бочковом море будет морское сражение с вражескими щепками. Кофте очень нравилось уноситься вместе с Таниной фантазией в далёкие плавания и путешествия, хотя, конечно, после таких игр часто намокали и пачкались рукава и появлялось несколько новых зацепок. Но всё это ничего не значило по сравнению с той теплотой и любовью, которой Кофта пропитывалась от Тани.

      Однако, вспомнив что-то, Таня восторженно замерла.

      Накануне вечером прибегала Танина подружка из соседнего дома и хвасталась, что ей подарили живого щенка. Таня спросила разрешения у мамы сбегать к подружке. Она взглянет одним глазком и тут же обратно.

      Кофта уже хорошо знала Таню и забеспокоилась: а вдруг опять заиграется со щенком и забудет про дачу? В результате Кофте придётся ждать новых выходных. Ведь дети так любят маленьких котят и щенков. Кофта погрузилась в приятные мечты о том, как она будет на даче прижата Мамой к Тане. Как её зальёт любовь маленькой девочки к своей Маме…

      Кофта чуть не свалилась с вешалки, когда раздался звонок в дверь. Звонок был специально очень громким, чтобы его было слышно и в дальней комнате. На пороге появился тот самый грубый Сергей. Он спросил у Мамы: «Ты едешь на дачу к сестре? Я могу тебя подвести», – неожиданно доброжелательно сказал Сергей.

      – Да, – ответила Мама. – Я уже начала собираться на дачу, нужно только Таню дождаться, она на минутку выбежала к подружке щенка посмотреть.

      – Мне некогда ждать, – уже грубее отрезал он. – Оставь девчонку с бабушкой, нечего ей делать на даче, когда там взрослые отдыхают.

     Кофта не поняла, почему она с Таней не может быть на даче, когда там всего два взрослых, ведь на даче время от времени собирались компании. Все ели шашлыки, и Таня тоже ела и никому не мешала. Однако Кофта заметила, что Мама вдруг как-то засуетилась. «И правда, может, ты присмотришь за Таней? – спросила она бабушку, которая готовила обед. – Она наверняка уже про дачу забыла и проиграет со щенком до вечера. А чтобы она не расстраивалась сильно, спеки ей её любимые булочки. Уложи спать, а завтра я уже приеду, и постараюсь пораньше». Бабушка покачала головой, но промолчала. Махнула рукой и отвернулась.

      Конечно же, если бы Кофта умела плакать, она бы сразу же разрыдалась после того, как за Мамой закрылась дверь, но Кофта этого не умела, и от этого ей стало ещё хуже. От такого расстройства она повисла на вешалке, как мокрая половая тряпка на крючке.

       Тани не было довольно долго. Видимо, всё-таки заигралась со щенком, думала Кофта. Да, так даже для моей любимой девочки будет лучше. Чем позже она узнает, что Мама уехала не с ней, а с Сергеем, тем для неё же лучше. Всплакнёт немного и ляжет спать под бабушкину сказку, а наутро и Мама приедет.

      Через некоторое время Кофта услышала знакомые весёлые шажки по лестнице. Это Таня бежала по ступенькам на ванильный аромат булочек, которые уже успела испечь бабушка. Входная дверь была не заперта, и Таня проскочила в кухню, не разуваясь.

      Наклонившись к духовке, бабушка доставала полный противень румяной сдобы. Поставила его на решетку плиты. С усилием разогнулась, положила прихватки на подоконник, накрыла булочки пакетом и вафельным полотенцем, обтёрла руки о передник. Повернулась, наконец, к внучке и, поглаживая спину, сообщила:

      — Мать поехала на дачу с ночёвкой и велела, чтобы ты оставалась дома. У неё там какое-то важное дело образовалось. Вон я плюшек напекла, сейчас с молочным чаем пить будем. А на ночь я тебе сказку расскажу, — бабушка лукаво прищурилась и выжидательно посмотрела на Таню.

      Внучка замерла; подкуп не сработал. Хлопнув густыми ресницами, она заплакала. Кофте захотелось обнять Таню и поплакать вместе с ней.

      — Вот те на! — бабушка развела руками. — Пташечка, что ж так убиваться-то? Ну, иди, пожалею, — она обняла внучку и, покачиваясь вместе с ней из стороны в сторону, поглаживала её. Кофта позавидовала бабушке, ей тоже очень хотелось обнять Таню.

      — Что ж теперь делать-то, горемыка ты моя? Не идти же тебе одной в такую даль. А я не могу. У меня вона – стряпня ждёт.

      Девочка вскинула заплаканные глаза, смахнула слёзы рукой, возбуждённо зачастила:

      — Бабулечка, милая, я знаю где! Я была с мамой! Уже много-много раз. Я не потеряюсь. Можно?

      — Да что ты! И не уговаривай, — замахала руками бабушка. — Скоро вечереть начнёт. А если что в дороге с тобой случится? Я себе никогда не прощу. Дитё, шесть лет. Да одно. Да на ночь глядя.

      — Так светло же!

      — И что тебе так приспичило? И не ела, поди, ничего.

      — А я всё-всё съем и побегу быстро-быстро! Ну, пожалуйста-препожалуйста, ну бабу-улечка!

      Под обстрелом бабушкиных опасений Таня проглотила плюшку, запила молочным чаем. Выбегая из квартиры, она схватила с вешалки кофту и, словно на крыльях, заскользила по лестничному пролёту. «С кофтой маме теплее будет», – прошептала Таня. Вдруг запнулась на последней ступеньке. Остановилась. Вернулась ненадолго домой и снова выбежала, уже с пузатым, полным выпечки пакетом.

      Бабушка стояла у окна и качала головой. Танюшка понеслась, не оглядываясь.

      Кофта от такой неожиданной радости аж распушилась вся. Во-первых, она была в Таниных объятьях, а во-вторых, к ней Таня прижимала пакет тёплых ванильных булочек. Для счастья не хватало только одной маленькой детали, того, что лилось помимо тепла от Тани к Маме. «Уж скорее бы она добежала до дачи», – думала Кофта.

      …Закатное солнце грело плечи девочки, она бодро шагала по городской дороге и улыбалась своим мыслям.

      Кофта за Таню не сильно волновалась, ведь они неоднократно взявшись за руки, ходили по этой дороге на дачу. Ну не совсем за руки, просто рукав Кофты был растянут и болтался на Маминой руке, поэтому касался Тани. Иногда Таня держала Маму за запястье, когда Мама несла сумки, – тогда Кофта представляла себе, что она Танина мама и ведёт свою дочку на дачу. Так что Таня наверняка всё помнила. Перво-наперво нужно выйти за город. Пройти по средней дачной улице несколько дворов, и за деревьями появится домик с жёлтыми стенами и синей крышей.

      Кофта чувствовала радость, которая переполняла девочку, от предстоящего сюрприза для Мамы. Она шла и радовалась сюрпризу, который она ей устроит, и представляла в мыслях одну встречу удивительней другой. «Для мамы выходит сразу три радости: кофта, плюшки и я. "Какая ты у меня уже большая! — скажет мама, потом потянет за кофту, а оттуда плюшки ка-ак посыплются! — Да какая ты у меня заботливая", — и обнимет меня», – шептала Танюшка. Она заглянула в пакет, и радость ещё сильнее захватила её. Кофта тоже с нетерпением ждала, когда же начнутся обнимашки. Всю дорогу она была прижата пакетом с булочками к животику девочки. Ей хотелось скорее расправиться и продетыми Мамиными руками в рукава самой обнять Таню.

      Показался дачный поселок. Ступая по укатанной дороге, Таня крутила головой по сторонам. За дворовыми оградами прятались деревья и дома, ветер ерошил листья. Возле незнакомой дачи, на старой вросшей в забор куче мусора скандалила шайка ворон. Таня остановилась и посмотрела. Одна из птиц отделилась от стаи и попрыгала к девочке. Таня отступила. Ворона повернулась боком и скосила глаз. Громко недовольно каркнула и сделала ещё несколько прыжков. Таня замахнулась пакетом. Оступилась и упала. Руки непроизвольно разжались, и кофта с пакетом упали на землю, взбивая пыль. Птица подпрыгнула, размахнула серые крылья, щёлкнула клювом и тяжело перелетела на массивный тополь.

      Пакет с булочками прижал Кофту к земле. Ей не было особенно больно при падении, ведь она была лёгкая, да и булочки в пакете были не тяжёлыми. Сейчас она думала, не сильно ли ушиблась Таня. Кофта убедилась, что Тане не больно, и ей немного полегчало. То, что она теперь перепачкана в земле, Кофту не очень беспокоило, ведь это только до первой стирки. Однако если Мама сочтёт её очень грязной, то не наденет, и тогда Кофта останется без объятий, наполненных любовью, к которым она стремилась весь сегодняшний день.

      Девочка вскочила, отряхнула одежду, потянулась за пакетом. Пакет выскользнул из рук, и булочки с маминой кофтой остались на земле. Смазанные маслом и ещё тёплые плюшки обмякли. Как мукой, покрылись дорожной пылью. Придётся их бросить. Таня заплакала, размазывая грязь по лицу. С дерева злорадно откашлялась ворона. Кофте захотелось обернуть свои рукава на шее у вороны и потуже затянуть. Придушить ворону так, чтобы та потеряла сознание и тоже упала в грязь, почувствовала свою беспомощность.

      Начало смеркаться. Зажглись редкие фонари. Предметы потеряли цвет. Таня растерянно остановилась. Без мамы всё выглядело не так. Похолодало. Она расправила и надела кофту.

      Кофте стало тепло и радостно. Тепло от того, что своей шерстью она согревала свою любимую Таню прохладным вечером. Радостно от того, что теперь совсем не важно, грязная она или нет, теперь уж точно она попадёт в долгожданные объятья. Ведь Мама непременно от радости обнимет Таню, когда её увидит.

      Знакомый лай соседской собаки подсказал направление. Таня ускорила шаг. Вот она, дача. У дощатого забора остановилась, шагнула в круг света под старым скрипучим фонарём. Темнота конусом замкнула занавес.

      «Ну что же она медлит! – подумала Кофта. – Скорее открой калитку и бегом в Мамины объятия…»

      Из дома послышались голоса. Налетел ветер, зашумел листвой. Тревожно лаяла собака. «Лохматая грязная псина, нечего лаять к нашему дому!» – Таня погрозила кулаком в темноту. В доме за забором ругались мужчина и женщина.

      Кофта ощутила, как по Таниным рукам и плечам пробежал озноб, сердце забилось, подскочило к самому подбородку. У Кофты, как на собаке, взъерошилась шерсть, она услышала грубый голос того самого, противного Сергея.

      Покинув островок света, девочка робко сделала несколько шагов к воротам дома. Перекатились острые камни, влажным холодом опутало её ноги. Остановилась, напряжённо вгляделась в окна; за шторами двигались два силуэта. Исчезали и появлялись то в одном, то в другом окне. Неожиданный крик разорвал повисшую тишину, Собака зашлась лаем. Сердце девочки забилось часто-часто. Таня просунула руку в небольшое окошко ворот, щеколда отскочила. Вытянув серую длинную нить из Кофты, Таня достала руку, толкнула створку…

      Из рукава Кофты потянулась тонкая нить, как нить Ариадны, привязанная к началу страшного последнего путешествия. Ей не было больно, она не умела чувствовать физическую боль, но она понимала, что грязь и катышки – это одно, а дырки и распустившийся рукав – это совсем другое. Она видела, как и за менее мелкие погрешности вещи отправлялись в мусорное ведро. «Похоже, приходит конец счастью», – промелькнуло в сознании Кофты.

      Пройдя вдоль завалинки по странно пружинистой, как батут, дорожке, Таня тихонько дошла до окна, приподнялась на цыпочки и заглянула внутрь. Кофта увидела, как посреди комнаты, преграждая дорогу женщине, как огромный чёрный шкаф, стоял мужик. Таня отпрянула и сильно прижалась спиной к жёлтой стене дома. Грязные звуки, вылетавшие из-под кованых его сапог, вбивались в её голову, втолкнули сердце девочки в черную каморку, упали гирей в ноги, оттянули низ живота. Танины ноги слегка согнулись в коленях, она немного съехала вниз по стене.

      Прижатая Таниным телом к стене дома, Кофта проскребла своей вязаной спинкой по стене, как по тёрке. Тут же появилось много зацепок. О если бы она могла кричать! Кофта бы закричала, но не от боли и обиды, что её жизненный путь оканчивается так нелепо. Она бы кричала на весь дачный посёлок, что маленькая девочка умирает от страха в двух шагах от своей Мамы…

      Тяжело бухнула входная дверь, взвизгнула женщина, что-то увесисто хлопнуло об пол. Женщина охнула и застонала.

      Совсем рядом что-то происходило. Преодолев животный страх увидеть, что ждёт ее там, обтеревшись кофтой о ржавый круглый бок бочки, Таня сделала шаг навстречу страху.

      На рассохшихся досках лежала мама. Огромный медведь нависал над ней. Его ботинок раскачивался на неправильных тяжелых качелях, перекошенных в одну сторону. Начищенный нос ботинка сверкал при каждом взлёте. Оборванным махом вбивался в тонкое тело в унисон с Таниным сердцем в голове,

      Женщина стонала. Она лежала на боку, поджав под себя ноги. Одной рукой прикрывала лицо, другой тянулась куда-то вперёд, шарила по доскам.

      — Уро-ою, мразь! — рычал мужик.

      — Не по лицу! — громко шептала женщина.

      — Заткни хлебало! Урою, если скажешь своей сестре!

      — Очки, очки, — выдыхала она.

      Наконец земля под Таниными ногами обрела твёрдость:

      — Мама! Мама!

      Кофта почувствовала, что что-то в этот миг произошло, что-то порвалось в той нежной связи между Таней и Мамой, что потом будет трудно или невозможно склеить. Те чувства любви и нежности девочки к маме, которые ещё надеждой пробивались сквозь страх, совсем поблекли. Мама из защитницы превратилась в беспомощную куклу, над которой издевался чужой мужик. Кофте на мгновение показалось, что Таня выросла до неба и была готова свернуть горы.

      Девочка нагребла в обе руки камешков, рванулась вперёд, со всей силы бросила в черную спину:

      — Не бей маму, не бей маму! — и повисла на ноге ботинка. Маятник остановился.

      — Ты чё здесь делаешь, мокрощёлка? Пошла вон, прибью!

      Кофта натянулась на спине девочки. Таня вцепилась в медвежью ногу:

      — Не бей маму! Не бей маму!

      Мужик хотел схватить Таню за волосы, но она отшатнулась, и он схватил её за кофту. С огромной злобой он рванул её в сторону. Таня отлетела и ударилась о бочку.

      Тельце девочки упало на землю и обмякло. Сердце девочки билось совсем тихо, но Кофта это ощутила, поэтому на мгновение этому обрадовалась. «Но что же теперь делать?» – судорожно задавала она себе вопрос. Вечер становился всё прохладнее, и всё, чем могла Кофта помочь девочке, – это согревать её бесчувственное тельце. Удар о бочку был сильным, поэтому старая ржавая бочка дала трещину и порвала Кофту. Из трещины в бочке струйкой на неё текла грязная ржавая вода. Кофта быстро намокала, но, несмотря на холодную воду, всё же старалась изо всех сил защитить свою девочку от холодного вечера. Она была в ужасе. Что теперь будет с девочкой, что будет с той бескорыстной и нежной любовью между мамой и дочкой? Это сейчас её беспокоило больше всего. Она понимала, что даже если она и переживёт сегодняшний вечер, то её уже вряд ли кто-нибудь обнимет.

       Когда Таню повезли в машине скорой помощи, мужчина в белом халате, чтобы осмотреть Танину спину, быстро разрезал кофту на спине пополам. На спине были только большой ушиб и небольшая царапина от ржавой бочки. Пока ехали в машине, Кофта услышала, что Таня потеряла сознание от удара головой, и у неё сотрясение мозга. Что такое мозг, Кофта, конечно, не знала, но понимала, что это опасно для здоровья девочки. Танина мама часто предупреждала её, чтобы та смотрела себе под ноги, чтобы не упасть и не удариться головкой.

      Когда мужик в халате разрезал Кофту пополам, она подумала: какая ужасная у меня смерть! Сейчас, находясь в машине, уже будучи двумя половинками, она напоследок старалась ещё сильнее прижаться к телу девочки, вслушиваясь в биение её сердца. Какой ужас – везти в себе ослабевшее тельце с маленьким сердечком, которое ещё час назад полыхало огромной любовью и было наполнено бесстрашием в борьбе за свою маму, и при этом быть абсолютно беспомощным.

      Мокрую и на вид грязную тряпку стащили с девочки и бросили в угол кузова. «Господи, – подумала Кофта, – я так боялась постареть и умереть на помойке, а сейчас готова на что угодно, лишь бы с Таней было всё в порядке. Да я готова состариться за один день, лишь бы ничего этого не было, или ещё хотя бы раз побывать в объятьях этой девочки».

      Машина остановилась, двери открылись. «Везите на рентген и потом в отделение травмы. Кажется, ничего страшного», – сказал мужик в халате санитарам. Носилки с Таней понесли в приёмный покой. Рядом шла рыдающая Мама. Мужик взял Кофту и выбросил в урну.

      Кофта услышала о том, что с Таней будет всё в порядке, и у неё на душе стало спокойно. Оказавшись в урне, она расслабилась, так как поняла, что это пришла та самая страшная смерть, о которой говорили в магазине. Весь свой ужас и все свои страхи она уже потратила на переживания за свою любимую девочку, поэтому бояться своей смерти уже не было сил.

       «Что страшного в постепенном старении и умирании на помойке, если у тебя не болит сердце за своих любимых? – подумала она. – Впрочем, если ты думаешь только о себе и своей гламурной жизни, то, наверное, умирать действительно очень страшно. Ведь твоё место займёт кто-то другой! Да, но на моё место тоже придёт другая кофта, – вдруг забеспокоилась она, но через мгновение она улыбнулась: главное, чтобы она была такой же тёплой и полюбила Таню, как и я».

      Сейчас, когда она была свободна от ожидания любимых обнимашек, страха быть испачканной и порванной, она могла быть совершенно спокойной и расслабленной. Кофта про себя улыбнулась, вспомнив, как она с соседкой мечтала быть надетой на манекен, стоявший в витрине для всеобщего обозрения. Считала это высшим наслаждением, а оказалось, что наивысшее наслаждение – это бескорыстно дарить тепло другому и получать его в ответ.

       «Выходит, соседка меня обманывала. Впрочем, зачем обижаться на соседку, она так мало знала о настоящей жизни… А старые кофты из примерочной, они-то почему её и меня так учили? Видимо, им не повезло с семьёй», – подумала Кофта, точнее, то, что от неё осталась.

      «Какое счастье, что мне так повезло в жизни», – подумала она, умирая на окурках и мусоре в урне.

  

      P.S. История основана на реальных событиях, все герои реальны, имена изменены.