Он изнемогал от жажды, уже давно. Жажды - однажды собраться воедино и покинуть этот бурлящий котёл жизни. Нет, смерти он не хотел. Он просто уже не мог выносить эту его разрозненность, всё его окружение растаскивало его на части. Иногда ему удавалось собраться воедино почти полностью быть целостным, но это было, как правило, на какое-то мгновение. Он даже не успевал внутренне выразить словами те образы, которые приходили к нему в этом состоянии, как уже что-то врывалось в его жизнь, и опять всё было перемешано.
И снова приходилось начинать всё с начала, по кусочкам выстраивать себя, в что-то собранное, единое.
Короче, так было всегда, ему ни как не удавалось собраться и заявить о себе. Когда эта вакханалия с ним началась, и был ли он кода-то собранным, чтобы твёрдо идти по жизни он не помнил. Может, этого и не было ни когда. Да и само чувство, что это возможно, постепенно начинало растворяться в этом коле жизни. Он точно помнил, что когда-то он был более твёрдым, а не таким мягкотелым как сейчас. Это постоянное не нахождение себе места, постоянные склоки с другими в борьбе за своё, совсем измотали его.
В конце концов, ему надело бороться за своё и каждому доказывать, что это он, а это уже не он, отталкивать не своё и биться за своё. Изнемогая в этой кутерьме, ему захотелось чего-то светлого, и он вспомнил, как когда-то в детстве он был в цирке и на сцене увидел клоуна-жонглёра. Клоун стал бросать вверх разные предметы шляпу, тросточку, тарелку, ещё что-то и всё это завертелось в его руках. Он заворожено смотрел на это, но не на клоуна, а на вещи, которые казалось бы в беспорядке летели то в верх, то в низ, в этот момент и жонглёр и всё вокруг перестали существовать на какое-то время.
Когда он вдруг очнулся от этого зрелища, ему захотелось поделиться своим восторгом с другими ребятами, седящими рядом. Оглядываясь по сторонам, он увидел, что все ребята и даже их родители заворожено смотрят на жонглёра. Он потряс за плечо своего друга сидевшего справа, и не успел ничего сказать, как тот оттолкнул его локтём со славами: «не мешай смотреть». Немного обидевшись на друга и не решившись тронуть ещё кого-нибудь, он снова стал смотреть на представление.
Погрузившись в приятное воспоминание он закрыл глаза, увидев в своём воображении того жонглёра, он снова впал в это состояние восторга на представлении, и на какое-то время он забыл о бурлящей вокруг жизни. Долго ли он находился в этом волшебном оцепенении, он не помнил. Опомнившись, что вокруг всё кипит от гнева за свой кусок, но решил не спешить открывать глаза сразу, ему захотелось продлить это чудное состояние, и стал открывать их медленно как после приятного сна, когда спешить некуда. Это рефлекторно вызвало приятное потягивание в теле, и он с наслаждением потянулся, раздвинув в стороны руки. Кто-то пробегая мимо решил, что он раздаёт не нужное и выхватил из руки что-то на бегу, выкрикнув спасибо.
Ещё пять минут назад, он бы бросил ему в спину проклятья или догнал бы и отобрал своё, но теперь… Что-то произошло. Он вдруг увидел, что он всё ещё на представлении … Ощущение того, что кто-то жонглирует всем тем, что он видит, стало лавинообразно нарастать. Не смотря на то, что он находился в самой гуще кипящего котла жизни, его прошиб холод как из морозилки, и он почувствовал себя отстранённо от процесса «отдай моё» в который он так рвался и в котором хотел быть успешнее всех, как и все в нём. И он стал наблюдать, так как расставаться с приятным состоянием ему не хотелось.
Всё во круг так бурлило и перемешивалось, что оказалось, что если ни куда не спешить то, то что ушло одному приходит тебе от другого. В результате он частично собрал себя гораздо быстрее, чем это он делал раньше, когда бегал за каждой частью себя отдельно. Однако чтобы получить остальное, нужно было всё равно драться за своё, доказывать другим что это его. Нужно было прощаться с волшебным цирком и идти на войну, а этого так не хотелось делать. И тут он впервые задумался – а почему именно это его, а не что-то другое? Неужели ему с чем-то, что он считает не своим будет так плохо?
И тут он чуть, вместе с пузырьком пара, не выпрыгнул из кастрюли – «так ведь мне уже и так хорошо!» - всё кричало в нутрии него.
Он стал пристальнее разглядывать всё своё и не своё вокруг, на предмет качественных отличий, чтобы разобраться в чём разница-то, из-за чего сыр-бор-то? Сколько он ни старался, существенных отличий он не нашёл. Да конечно на чужом была пришита метка с чужим именем, размер и фасон нарезки мог не совпадать и цвет немного отличаться. Но это были внешние отличия, качественных отличий из-за которых можно было бы ругаться, не было. Получалось, что ни кто не вникал в суть того, чем жонглирует ни кем невидимый Клоун, все просто не могут вырваться из этого процесса. Ему надоело копаться в не нужных ему вещах и отбросив их ему стало совсем хорошо.
Наблюдая за жизнью вокруг себя, он всё больше погружался в пространство цирка и его представления. В какой-то момент ощущение всеобщей согласованности действий и красоты кем-то задуманного действия его повергло в восторг, и он стал хлопать в ладоши и смеяться…, но не долго, так как встретил испуганные взгляды окружающих.
Он вспомнил, что в детстве на представлении уже пытался оторвать приятеля от зрелища и чуть не схлопотал по роже. Поэтому не стал продолжать шокировать окружающих. Теперь его мало интересовала окружающая возня, и он мог бы наслаждаться жизнью, но как в насмешку, на смену одних проблем, пришла другая. И это был неразрешимый вопрос – «если я не сумма составных частей из которых я состою, а это подтверждает то, что любая часть в этом бульоне жизни это я, и не я в тоже самое время, потому что я с лёгкостью могу отдать её другому, то тогда кто же я?». Он долго ломал над этим вопросом голову и не находил ответа, и честно говоря его стало это слегка расстраивать. Получалось, что он ничуть не лучше всех других в этом кипящем котле жизни, разница была только в том, что они не могут оторваться от жонглёра, а он может, но все вместе мы в одном цирке! Ну и цирк устроил тот, кто его устроил – с усмешкой подумалось ему, поглядывая вокруг.
Что за цирк ты тут устроил – сказал зашедший к нему приятель – соберись в конце концов, постоянно у тебя всё разбросано.
Он чуть не подпрыгнул от радости и бросился обнимать своего приятеля. И закричал: «Я понял! Мне нужен свой собственный Цирк!»
И тут его понесло вверх, аж дух перехватило. Потом он плюхнулся во что-то холодное и расплылся, все было как в тумане…
- Вот твой борщ – услышал он – я сделала его сегодня по бабушкиному рецепту.
Так я борщ? - подумал он – и у меня есть свой-бабушкин рецепт?!
Когда пар рассеялся, он увидел, что находится в своей тарелке и у него своё ни на кого не похожее сочетание ингредиентов, он был целым и всё было на своём месте. Ну конечно, возможно какая-то его часть осталось в той бурлящей кастрюле и что-то он нечаянно прихватил с собой не своё, но это его не беспокоило. Что может быть лучше, чем быть в своей тарелке, подумал он и реализовать свой собственный рецепт? Он просто наслаждался тем, что он есть.
- Можешь есть – услышал он.
Что-то блестящее и холодное опустилось в него. Вначале было немного щекотно и он засмеялся, разбрасывая небольшие красные брызги бульона в стороны, но потом ложка нагрелась и не доставляла беспокойства. Интересно, а что такое борщ? - подумал он. Сам факт, что он борщ его не беспокоил, но было интересно, что это и зачем он кому-то был нужен. А судя по тому, как часто к нему приходила ложка, и как звонко звенела от её ударов его тарелка, он был очень сильно кому-то нужен.
На тарелке его становилось всё меньше и меньше, от этого думать становилось труднее, а видимое вокруг теряло свои очертания. Когда он весь без остатка поместился на ложке, он услышал: «Большое спасибо мамочка, борщ сегодня очень вкусный! Я съел до последней капельки!»
Да уж – подумал он напоследок - можно радовался, что вырвался из кипящего котла суетливой жизни борьбы за своё, что обрёл свою индивидуальную тарелку, что у тебя эксклюзивные ингредиенты, а оказывается суть в том, чтобы быть вкусным:)
Поделиться с друзьями: